О ПРОЕКТЕ
Все эксперты
АНДРЕЙ ЮЖАКОВ
«Драйвер региона – это Байкал»
- Какой смысл Вы вкладываете в понятие «Иркутский фронтир»?
- Для меня смысл прежде всего в том, чтобы через богатый и противоречивый опыт прошлого сформировать качественные продуманные предложения для будущего.
- Какой исторический персонаж, по Вашему мнению, внес наибольший вклад в развитие нашего региона? В чем его заслуги?
- Сложно оценивать и выбирать из персонажей прошлого, а из настоящего - Юрий Абрамович Ножиков. Он для меня – историческая фигура, потому что в трудные времена сумел сохранить экономический потенциал региона, что было очень сложно. Он показал пример руководителя, которые умеет себя вести надлежащим образом в разных ситуациях, не теряя достоинства и при этом отстаивая интересы области и ее жителей. Не ронять достоинство региона – вот то, что ему удавалось, то, что вызывает уважение и одобрение.
- Какой исторический период в развитии региона, по Вашему мнению, более всего нуждается в подробном изучении с целью передачи опыта принятия эффективных управленческий решений?
- Время комсомольских строек 60-80-х годов прошлого века. В послевоенном строительстве было два направления: когда на стройки отправляли по принуждению, задействуя так называемый «административный ресурс», и когда на них ехали без какого-либо принуждения.
Вот этот второй феномен очень интересен: что подвигало молодых людей отправляться на стройку в тайгу? Что их мотивировало бросать жизнь, где все понятно, и отправляться на суровые территории, чтобы их осваивать? Как сформировалась эта особая «каста» свободных романтиков, как строилась трудовая демократия, как на месте придумывались новые проекты? Можно ли разобраться в этом и повторить сейчас, чтобы люди по внутреннему зову оставались в регионе, приезжали в него и начинали по максимуму реализовывать идеи, вкладывать силы и энергию в развитие, через все трудности делать его лучше?
- Если говорить о дальнейших перспективах «Лаборатории экономической истории», то какое возможное направление деятельности Вы считали бы наиболее востребованным для иркутской общественности?
- Драйвер Иркутской области - это Байкал, поэтому все, что происходит в регионе, во всех сферах должно быть связано с вопросом сохранения озера. При чем это должна быть умная экологическая помощь, когда все сбалансировано. Так, повышая экономический потенциал, надо внедрять и экологичную промышленность. Надо создавать «новые правила игры» для жизни вокруг озера, чтобы можно было и привлекать бизнес, и сохранять уникальную экосистему, и давать возможность местным жителям качественно выстраивать здесь свою жизнь.
Перспектива - за биотехом, всем, что связано с биоресурсами озера. Байкал ведь еще не до конца изучен, и как раз через его изучение можно получить новые возможности для региона.
«Драйвер региона – это Байкал»
- Какой смысл Вы вкладываете в понятие «Иркутский фронтир»?
- Для меня смысл прежде всего в том, чтобы через богатый и противоречивый опыт прошлого сформировать качественные продуманные предложения для будущего.
- Какой исторический персонаж, по Вашему мнению, внес наибольший вклад в развитие нашего региона? В чем его заслуги?
- Сложно оценивать и выбирать из персонажей прошлого, а из настоящего - Юрий Абрамович Ножиков. Он для меня – историческая фигура, потому что в трудные времена сумел сохранить экономический потенциал региона, что было очень сложно. Он показал пример руководителя, которые умеет себя вести надлежащим образом в разных ситуациях, не теряя достоинства и при этом отстаивая интересы области и ее жителей. Не ронять достоинство региона – вот то, что ему удавалось, то, что вызывает уважение и одобрение.
- Какой исторический период в развитии региона, по Вашему мнению, более всего нуждается в подробном изучении с целью передачи опыта принятия эффективных управленческий решений?
- Время комсомольских строек 60-80-х годов прошлого века. В послевоенном строительстве было два направления: когда на стройки отправляли по принуждению, задействуя так называемый «административный ресурс», и когда на них ехали без какого-либо принуждения.
Вот этот второй феномен очень интересен: что подвигало молодых людей отправляться на стройку в тайгу? Что их мотивировало бросать жизнь, где все понятно, и отправляться на суровые территории, чтобы их осваивать? Как сформировалась эта особая «каста» свободных романтиков, как строилась трудовая демократия, как на месте придумывались новые проекты? Можно ли разобраться в этом и повторить сейчас, чтобы люди по внутреннему зову оставались в регионе, приезжали в него и начинали по максимуму реализовывать идеи, вкладывать силы и энергию в развитие, через все трудности делать его лучше?
- Если говорить о дальнейших перспективах «Лаборатории экономической истории», то какое возможное направление деятельности Вы считали бы наиболее востребованным для иркутской общественности?
- Драйвер Иркутской области - это Байкал, поэтому все, что происходит в регионе, во всех сферах должно быть связано с вопросом сохранения озера. При чем это должна быть умная экологическая помощь, когда все сбалансировано. Так, повышая экономический потенциал, надо внедрять и экологичную промышленность. Надо создавать «новые правила игры» для жизни вокруг озера, чтобы можно было и привлекать бизнес, и сохранять уникальную экосистему, и давать возможность местным жителям качественно выстраивать здесь свою жизнь.
Перспектива - за биотехом, всем, что связано с биоресурсами озера. Байкал ведь еще не до конца изучен, и как раз через его изучение можно получить новые возможности для региона.
АЛЕКСЕЙ ПЕТРОВ
«Нам стоит возрождать народную дипломатию»
- Какой смысл Вы вкладываете в понятие «Иркутский фронтир»?
- Для меня это зона освоения. Главный посыл к этому для меня - в конце 18 века. То время - настоящая веха в истории Иркутска. Со всем происходящим тогда связано много судеб, кто-то более известен, кто-то менее, кто-то совсем не известен, но все эти люди творили великую историю Иркутской губернии, все вносили лепту в становление Иркутска как крупного развитого культурного города на востоке страны.
Важно, что Иркутск стал родоначальником русско-американских отношений. И я убежден, что и сейчас надо продолжать эту миссию города – устанавливать и поддерживать гуманитарные добрососедские отношения. С тех пор осталось много возможностей для совместных исследований в области географии, быта, так что есть пласт для продолжения работы.
Когда думаешь о том, что из Иркутска управляли кусочком Аляски – это невероятно, гордость берет. То, что было сделано, - это не указ сверху, а настоящая народная дипломатия, что гораздо ценнее. И сейчас и нам, и американской стороне по-прежнему интересно, чем мы живем. Так что народную дипломатию между двумя «фронтирами» стоит возобновлять. Сейчас мы заново открываем друг друга после многих лет.
Фронтир – это и тема вообще приграничного сотрудничества, это касается и границ городов, и регионов, и стран.
- Какой исторический персонаж, по Вашему мнению, внес наибольший вклад в развитие нашего региона? В чем его заслуги?
- Михаил Сперанский – фигура государственного масштаба, он сделал Иркутск столичным городом. Николай Муравьев-Амурский, заключивший договор о сотрудничестве с Китаем, что было важно для государства. Иннокентий Вениаминов – человек из провинции, ставший митрополитом Московским. Это знаковая веха в истории Иркутска с точки зрения веры.
- Какой исторический период в развитии региона, по Вашему мнению, более всего нуждается в подробном изучении с целью передачи опыта принятия эффективных управленческий решений?
- Конец XIX – начало XX века, после пожара, но до революции. Это был расцвет города. Многие иркутские предприниматели побывали в Европе, восприняли образ мышления, свободомыслие, переняли много полезного, что привезли в город, где работали, много новых для того времени технологий. Например, именно благодаря предпринимателям в Иркутске появились тротуары, водопровод, канализация. Да, все это было сделано на частные средства, просто успешные предприниматели сложились и сделали. В этом я вижу проявление социальной ответственности бизнеса.
Также в то время в Иркутске уже был развит гостиничный бизнес, активно велось строительство зданий. Иркутские архитекторы получали образование в Петербурге, классическое европейское образование, и свои знания воплощали в иркутских домах, и все богатство архитектуры того периода до сих мы видим на городских улицах.
Тот же период характеризуется и расцветом международных отношений: в Иркутске действовали 15 консульств, например, Норвегии, Дании, Франции.
Так как город был местом ссылки высококультурных людей, это тоже влияло на общегородское развитие, потому что они занимались просвещением, создавали вокруг себя круг образованных горожан, который постоянно расширялся.
Еще одна особенность Иркутска – он был местом, через которое проходило много путешественников, откуда стартовали все экспедиции в Азию. Откуда иркутские купцы пошли на Аляску.
Резюмируя, отмечу, что Иркутск того времени – город меценатов, купцов, предпринимателей. Очень, говоря современным языком, крутой город. Лучший провинциальный город России.
- Если говорить о дальнейших перспективах «Лаборатории экономической истории», то какое возможное направление деятельности Вы считали бы наиболее востребованным для иркутской общественности?
- Несколько направлений. Во-первых, энергетика (самая дешевая в России). Во-вторых, туризм, учитывая удачное расположение города. В – третьих, лес.
«Нам стоит возрождать народную дипломатию»
- Какой смысл Вы вкладываете в понятие «Иркутский фронтир»?
- Для меня это зона освоения. Главный посыл к этому для меня - в конце 18 века. То время - настоящая веха в истории Иркутска. Со всем происходящим тогда связано много судеб, кто-то более известен, кто-то менее, кто-то совсем не известен, но все эти люди творили великую историю Иркутской губернии, все вносили лепту в становление Иркутска как крупного развитого культурного города на востоке страны.
Важно, что Иркутск стал родоначальником русско-американских отношений. И я убежден, что и сейчас надо продолжать эту миссию города – устанавливать и поддерживать гуманитарные добрососедские отношения. С тех пор осталось много возможностей для совместных исследований в области географии, быта, так что есть пласт для продолжения работы.
Когда думаешь о том, что из Иркутска управляли кусочком Аляски – это невероятно, гордость берет. То, что было сделано, - это не указ сверху, а настоящая народная дипломатия, что гораздо ценнее. И сейчас и нам, и американской стороне по-прежнему интересно, чем мы живем. Так что народную дипломатию между двумя «фронтирами» стоит возобновлять. Сейчас мы заново открываем друг друга после многих лет.
Фронтир – это и тема вообще приграничного сотрудничества, это касается и границ городов, и регионов, и стран.
- Какой исторический персонаж, по Вашему мнению, внес наибольший вклад в развитие нашего региона? В чем его заслуги?
- Михаил Сперанский – фигура государственного масштаба, он сделал Иркутск столичным городом. Николай Муравьев-Амурский, заключивший договор о сотрудничестве с Китаем, что было важно для государства. Иннокентий Вениаминов – человек из провинции, ставший митрополитом Московским. Это знаковая веха в истории Иркутска с точки зрения веры.
- Какой исторический период в развитии региона, по Вашему мнению, более всего нуждается в подробном изучении с целью передачи опыта принятия эффективных управленческий решений?
- Конец XIX – начало XX века, после пожара, но до революции. Это был расцвет города. Многие иркутские предприниматели побывали в Европе, восприняли образ мышления, свободомыслие, переняли много полезного, что привезли в город, где работали, много новых для того времени технологий. Например, именно благодаря предпринимателям в Иркутске появились тротуары, водопровод, канализация. Да, все это было сделано на частные средства, просто успешные предприниматели сложились и сделали. В этом я вижу проявление социальной ответственности бизнеса.
Также в то время в Иркутске уже был развит гостиничный бизнес, активно велось строительство зданий. Иркутские архитекторы получали образование в Петербурге, классическое европейское образование, и свои знания воплощали в иркутских домах, и все богатство архитектуры того периода до сих мы видим на городских улицах.
Тот же период характеризуется и расцветом международных отношений: в Иркутске действовали 15 консульств, например, Норвегии, Дании, Франции.
Так как город был местом ссылки высококультурных людей, это тоже влияло на общегородское развитие, потому что они занимались просвещением, создавали вокруг себя круг образованных горожан, который постоянно расширялся.
Еще одна особенность Иркутска – он был местом, через которое проходило много путешественников, откуда стартовали все экспедиции в Азию. Откуда иркутские купцы пошли на Аляску.
Резюмируя, отмечу, что Иркутск того времени – город меценатов, купцов, предпринимателей. Очень, говоря современным языком, крутой город. Лучший провинциальный город России.
- Если говорить о дальнейших перспективах «Лаборатории экономической истории», то какое возможное направление деятельности Вы считали бы наиболее востребованным для иркутской общественности?
- Несколько направлений. Во-первых, энергетика (самая дешевая в России). Во-вторых, туризм, учитывая удачное расположение города. В – третьих, лес.
РОМАН ИЩЕНКО
«На смену «мелкотравчатости» должен прийти Дух свершений»
- Какой смысл Вы вкладываете в понятие «Иркутский фронтир»?
- Для меня в проекте важен управленческий смысл, а управленец всегда имеет дело с каким-то объектом управления. У интеллектуального делового клуба «Байкальские стратегии» управленческая позиция по отношению к будущему: создавая сообщество, мы определили, что хотим формировать повестку развития региона, влиять на его будущее, разрабатывая стратегические гипотезы, идеи, находя сильные прорывные проекты.
Первый смысл «Иркутского фронтира» для меня заключается в том, что регион - сложное многослойное образование, состоящее из экономических, географических, социальных, культурных, этнических, инфраструктурных слоев, где все переплетено и связано, влияет друг на друга. И когда перед тобой оказывается объект управления такого гигантского масштаба и ты начинаешь размышлять о том, как управлять им, понимаешь, что «большое видится на расстоянии», потому что, когда мы «варимся» только внутри региона, мы не можем охватить весь его объем. История как раз позволяет отдалиться на расстояние и посмотреть на объект управления как бы с высоты.
Смысл второй - управлять можно только тем, что движется, а динамика для таких объектов, как регион, задается историей. История – это процесс, движение, развитие жизни, постоянные изменения. И поскольку объект у нас большой и сложный и необходимо отойти от него на приличное расстояние, то следующая управленческая задача - посмотреть на 300 с лишним лет его развития и уловить динамику. В каком-то смысле «встать на плечи предшественников, чтобы сделать следующий шаг». Проектировать будущее региона, не понимая, как он развивался и «разворачивался» в прошлом, - это гигантская ошибка. Мы можем попасть в ситуацию Иванов, не помнящих родства. А этого не хочется.
Третий смысл связан с тем, что современная действительность и история последних десятилетий породила ситуацию «мелкотравчатости»: когда в силу обстоятельств - после развала Союза, потери масштаба той страны и идеологических рамок и целей большинство из нас превратились в мелких мещан, каждый из которых озабочен своими собственными потребностями и не имеет ни больших целей, ни масштаба действий.
Данный исторический проект, в том числе, дает возможность «возродить» из прошлого Дух свершений с большой буквы. А наш регион настолько удивительно богат свершениями и сюжетами, связанными с гигантскими проектами и достижениями, что примеров найти можно много: и влияние на развитие региона декабристов, и титанические дела периода советской власти, и история иркутского купечества. Все это дает возможность «уловить» этот Дух, опереться на эти примеры, найти в себе окаянство на Большое Действие. Иначе просто стыдно. Когда читаешь книгу про строительство иркутской ГЭС, понимаешь: по тем временам то, что делали наши деды, это что-то невообразимое: бетон чуть ли не на конных повозках возили и такую махину построили. А мы сегодня ездим на «крутых» машинах, а дела, наоборот, мелкие. Надеюсь, что те, кто будут читать материалы Иркутского фронтира, заразятся масштабом и подумают, что можно быть другими.
- Какой исторический персонаж, по Вашему мнению, внес наибольший вклад в развитие нашего региона? В чем его заслуги?
- Григорий Шелехов. Для меня это фигура с большой буквы. Гигантский проект человек создал!
- Какой исторический период в развитии региона более всего нуждается в подробном изучении с целью передачи опыта принятия эффективных управленческий решений?
- В каждом периоде есть что-то значимое, что необходимо брать на вооружение, на что опираться. Например, Иркутская губерния – один из немногих регионов страны, в которых исторически, в силу обстоятельств, создалась культура самоорганизации. На это повлияли, конечно, и декабристы, и удаленность от Москвы: империя была жестко централизована, и ближайшие регионы были под контролем столицы, а Иркутск, находясь, по сути, на границе империи, не испытывал такого давления. И местные элиты, самоорганизовавшись, породили здесь культуру базовой демократии. Этот факт важен, потому что дает нам «прививку» для понимания, что многое можно делать и сейчас.
В период индустриализации важно беспрецедентное по мировым меркам того времени масштабное комплексное социально-экономическое освоение новых территорий. Приведу только один пример: когда арабы в 1970-80-х годах начали проектировать свою будущую экономику, они решили объявить конкурс мировых проектов. Заявки на него представили разные страны, в том числе США (освоение территории вокруг реки Теннесси) и СССР – проект Братско-Усть-Илимского ТПК, который и занял первое место. Это было время расцвета социально-организационных и управленческих технологий. И когда мы обращаем внимание на тот период, эти достижения важны для осмысления и осознания того, за счет чего советские управленцы смогли придумывать и реализовать сложнейшие разработки. Что надо изменить, чтобы и сейчас начать формировать стратегические проекты такого уровня?
Можно посмотреть и в более ранние периоды: когда казаки осваивали Сибирь, технологии строительства острогов довели до такого совершенства, что могли даже со скромной инструментальной базой, с которой перемещались по диким суровым территориям, в предельно сжатые сроки качественно строить необходимое. Это была цена жизни: если ты сумел быстро развернуть военную и бытовую инфраструктуру, ты выжил, иначе нет. Эти технологии были запредельными для тех времен. И опыт выживания в экстремальных условиях тоже важен.
Мы – потомки первопроходцев, но что изменилось сейчас: планета освоена, географических первопроходцев больше быть не может, но зато сейчас много первопроходцев научных, огромное количество людей находится на фронтире научного поиска, и это предъявляет к ним особые требования, сопоставимые с тем, какие предъявляла жизнь к тем первопроходцам географическим. Некоторые представители Иркутска находятся на фронтире мировой науки и за счет личных качеств умудряется опережать всех соперников в своих областях. Надеюсь, что проект «просветит» нюансы «первопроходчества», чтобы их понять и применять.
- Если говорить о дальнейших перспективах «Лаборатории экономической истории», то какое возможное направление деятельности Вы считали бы наиболее востребованным для иркутской общественности?
- Когда мы обсуждали замысел проекта, то говорили, что было бы интересно посмотреть, как складывалась историческая периодизация с точки зрения экономики. Почему те или иные события происходили в тот или иной конкретный период. Например, когда на территории начала складываться технологическая платформа второй промышленной революции, это ознаменовалось появлением железной дороги (это была одна из ключевых технологий этой технологической платформы). И это кардинально повлияло на жизнь людей. Следом, через полвека, развернулось строительство каскада ГЭС (еще одна из ключевых технологий того периода). Сегодня мы находимся на старте новой технологической революции. И от того, как она развернется, какой пакет новых технологий сложится, во многом зависит наша жизнь в ближайшие 10-20-30 лет. И понять, как действовать, можно, только глядя на предыдущие этапы развития региона, анализировать их закономерности, нащупывать тенденции на ближайшие десятилетия. Это направление я считаю одним из основных.
«На смену «мелкотравчатости» должен прийти Дух свершений»
- Какой смысл Вы вкладываете в понятие «Иркутский фронтир»?
- Для меня в проекте важен управленческий смысл, а управленец всегда имеет дело с каким-то объектом управления. У интеллектуального делового клуба «Байкальские стратегии» управленческая позиция по отношению к будущему: создавая сообщество, мы определили, что хотим формировать повестку развития региона, влиять на его будущее, разрабатывая стратегические гипотезы, идеи, находя сильные прорывные проекты.
Первый смысл «Иркутского фронтира» для меня заключается в том, что регион - сложное многослойное образование, состоящее из экономических, географических, социальных, культурных, этнических, инфраструктурных слоев, где все переплетено и связано, влияет друг на друга. И когда перед тобой оказывается объект управления такого гигантского масштаба и ты начинаешь размышлять о том, как управлять им, понимаешь, что «большое видится на расстоянии», потому что, когда мы «варимся» только внутри региона, мы не можем охватить весь его объем. История как раз позволяет отдалиться на расстояние и посмотреть на объект управления как бы с высоты.
Смысл второй - управлять можно только тем, что движется, а динамика для таких объектов, как регион, задается историей. История – это процесс, движение, развитие жизни, постоянные изменения. И поскольку объект у нас большой и сложный и необходимо отойти от него на приличное расстояние, то следующая управленческая задача - посмотреть на 300 с лишним лет его развития и уловить динамику. В каком-то смысле «встать на плечи предшественников, чтобы сделать следующий шаг». Проектировать будущее региона, не понимая, как он развивался и «разворачивался» в прошлом, - это гигантская ошибка. Мы можем попасть в ситуацию Иванов, не помнящих родства. А этого не хочется.
Третий смысл связан с тем, что современная действительность и история последних десятилетий породила ситуацию «мелкотравчатости»: когда в силу обстоятельств - после развала Союза, потери масштаба той страны и идеологических рамок и целей большинство из нас превратились в мелких мещан, каждый из которых озабочен своими собственными потребностями и не имеет ни больших целей, ни масштаба действий.
Данный исторический проект, в том числе, дает возможность «возродить» из прошлого Дух свершений с большой буквы. А наш регион настолько удивительно богат свершениями и сюжетами, связанными с гигантскими проектами и достижениями, что примеров найти можно много: и влияние на развитие региона декабристов, и титанические дела периода советской власти, и история иркутского купечества. Все это дает возможность «уловить» этот Дух, опереться на эти примеры, найти в себе окаянство на Большое Действие. Иначе просто стыдно. Когда читаешь книгу про строительство иркутской ГЭС, понимаешь: по тем временам то, что делали наши деды, это что-то невообразимое: бетон чуть ли не на конных повозках возили и такую махину построили. А мы сегодня ездим на «крутых» машинах, а дела, наоборот, мелкие. Надеюсь, что те, кто будут читать материалы Иркутского фронтира, заразятся масштабом и подумают, что можно быть другими.
- Какой исторический персонаж, по Вашему мнению, внес наибольший вклад в развитие нашего региона? В чем его заслуги?
- Григорий Шелехов. Для меня это фигура с большой буквы. Гигантский проект человек создал!
- Какой исторический период в развитии региона более всего нуждается в подробном изучении с целью передачи опыта принятия эффективных управленческий решений?
- В каждом периоде есть что-то значимое, что необходимо брать на вооружение, на что опираться. Например, Иркутская губерния – один из немногих регионов страны, в которых исторически, в силу обстоятельств, создалась культура самоорганизации. На это повлияли, конечно, и декабристы, и удаленность от Москвы: империя была жестко централизована, и ближайшие регионы были под контролем столицы, а Иркутск, находясь, по сути, на границе империи, не испытывал такого давления. И местные элиты, самоорганизовавшись, породили здесь культуру базовой демократии. Этот факт важен, потому что дает нам «прививку» для понимания, что многое можно делать и сейчас.
В период индустриализации важно беспрецедентное по мировым меркам того времени масштабное комплексное социально-экономическое освоение новых территорий. Приведу только один пример: когда арабы в 1970-80-х годах начали проектировать свою будущую экономику, они решили объявить конкурс мировых проектов. Заявки на него представили разные страны, в том числе США (освоение территории вокруг реки Теннесси) и СССР – проект Братско-Усть-Илимского ТПК, который и занял первое место. Это было время расцвета социально-организационных и управленческих технологий. И когда мы обращаем внимание на тот период, эти достижения важны для осмысления и осознания того, за счет чего советские управленцы смогли придумывать и реализовать сложнейшие разработки. Что надо изменить, чтобы и сейчас начать формировать стратегические проекты такого уровня?
Можно посмотреть и в более ранние периоды: когда казаки осваивали Сибирь, технологии строительства острогов довели до такого совершенства, что могли даже со скромной инструментальной базой, с которой перемещались по диким суровым территориям, в предельно сжатые сроки качественно строить необходимое. Это была цена жизни: если ты сумел быстро развернуть военную и бытовую инфраструктуру, ты выжил, иначе нет. Эти технологии были запредельными для тех времен. И опыт выживания в экстремальных условиях тоже важен.
Мы – потомки первопроходцев, но что изменилось сейчас: планета освоена, географических первопроходцев больше быть не может, но зато сейчас много первопроходцев научных, огромное количество людей находится на фронтире научного поиска, и это предъявляет к ним особые требования, сопоставимые с тем, какие предъявляла жизнь к тем первопроходцам географическим. Некоторые представители Иркутска находятся на фронтире мировой науки и за счет личных качеств умудряется опережать всех соперников в своих областях. Надеюсь, что проект «просветит» нюансы «первопроходчества», чтобы их понять и применять.
- Если говорить о дальнейших перспективах «Лаборатории экономической истории», то какое возможное направление деятельности Вы считали бы наиболее востребованным для иркутской общественности?
- Когда мы обсуждали замысел проекта, то говорили, что было бы интересно посмотреть, как складывалась историческая периодизация с точки зрения экономики. Почему те или иные события происходили в тот или иной конкретный период. Например, когда на территории начала складываться технологическая платформа второй промышленной революции, это ознаменовалось появлением железной дороги (это была одна из ключевых технологий этой технологической платформы). И это кардинально повлияло на жизнь людей. Следом, через полвека, развернулось строительство каскада ГЭС (еще одна из ключевых технологий того периода). Сегодня мы находимся на старте новой технологической революции. И от того, как она развернется, какой пакет новых технологий сложится, во многом зависит наша жизнь в ближайшие 10-20-30 лет. И понять, как действовать, можно, только глядя на предыдущие этапы развития региона, анализировать их закономерности, нащупывать тенденции на ближайшие десятилетия. Это направление я считаю одним из основных.
Все эксперты
ДМИТРИЙ ЛЮСТРИЦКИЙ, главный редактор газеты «Областная»
«Изучение «иркутского фронтира» дает нам бесценный опыт существования национально-ориентированного предпринимательства»
- Какой смысл Вы вкладываете в понятие «Иркутский фронтир»?
- Тема «сибирского фронтира» возникла довольно давно. В девяностых, после крушения СССР, стало ясно, что за фасадом стереотипных представлений о Сибири как-то пустовато. Стандартный набор жив по сию пору: «огромны просторы Сибири, велики ее богатства», Ермак, мирное и добровольное присоединение территорий к Российскому государству и тут же декабристы, каторга и ссылка. Здесь же нашлось место изрядно отлакированной картине «советской Сибири», со строительством новых городов, гидроэлектростанций и крупных промышленных предприятий. И пара фраз про единую, дружную семью советских народов.
Когда общество испытало потребность в том, чтобы осознать свою региональную идентичность, экономисты, географы, философы, литераторы – а вслед за ними и политики, куда же без них, пытались размышлять, что такое Сибирь, каково место региона в России и мире. Заново переосмысляется наследию сибирского областничества, статьи и письма ссыльных, сочинения Григория Потанина и даже Михаила Бакунина. В 1998 году выходит сразу несколько работа московского географа Надежды Замятиной, из которых наиболее известна статья «Зона освоения (фронтир) и ее образ в американской и русской культурах». Замятина, научные интересы которой лежали в сфере когнитивной географии, то есть в области изучения пространственных представлений в различных аспектах человеческой деятельности, отметила определённое сходство в восприятии американцами и русскими Дальнего Запада США и Сибири.
Вокруг понятия frontier - граница (англ.), в США в конце XIX века была сформирована целая концепция. Историк Федерик Тёрнер считал, что самобытность социальных и государственных институтов, сформированных в США, появилась именно в ходе освоения пограничных земель Дикого Запада, Северной и Южной Дакоты, Монтаны, Вайоминга, Колорадо, Канзаса, Небраски, Оклахомы и Техаса. Тёрнер называл фронтир «точкой встречи дикости и цивилизации». Замятина дополнила формулировку Тёрнер и определила фронтир как некую зону освоения; территорию, социальные и экономические условия которой определяются идущим на ней процессом освоения.
Фронтир - это не граница, территории, находящейся под юрисдикцией государства, и не граница территории, разведанной его жителями. В России такие зоны формировались не единожды, это и Залесская Русь в XI-XIV веках, и Русский Север в XV-XVII веках, Дон и Северный Кавказ в XVII — начале XIX века, Урал и Сибирь в XVII-XVIII веках, Дальний Восток во второй половине XIX – начале XX века. Каждую из этих территорий в соответствующее время можно было считать зоной фронтира, или, по-русски, порубежья.
Естественно, теория фронтира - это лишь один из инструментов, которым пользуются ученые, говоря о новейшей историографии колонизации Сибири. Но посмотреть на взаимоотношения государства и общества, власти и предпринимательства в Иркутской губернии XVIII века через призму представлений о фронтире, кажется чрезвычайно интересным. Да и в разговоре о советской индустриализации Сибири, где наряду с романтикой таежных городов бытовал принцип «тайга закон, медведь прокурор» этот термин вполне уместен.
- Какой исторический персонаж, по Вашему мнению, внес наибольший вклад в развитие нашего региона? В чем его заслуги?
- Сведение исторических процессов к роли одной личности мне представляется методом глубоко порочным. Яркий пример с Ермаком – любому школьнику известно, что Ермак Тимофеевич присоединил Сибирь к России? Между тем, этот процесс длился не одно столетие, участвовала в нем целая плеяда первопроходцев и храбрых военачальников – Демид Пянда, Максим Перфильев, Василий Бугор, Петр Бекетов, Семен Дежнев…
Кто важнее для Иркутской области – сын боярский Яков Похабов, поставивший Иркутский острог; купец и мореплаватель Григорий Шелихов, распространивший влияние России на Аляску, или сибирский генерал-губернатор Михаил Сперанский, попытавшийся положить конец самодурству местной власти и даровать Сибири свободу торговли? На этот вопрос нет ответа.
- Какой исторический период в развитии региона, по Вашему мнению, более всего нуждается в подробном изучении с целью передачи опыта принятия эффективных управленческий решений?
- Увы, изучать историю с целью извлечения готовых управленческих решений бесполезно. Задачу, на мой взгляд, стоит сформулировать иначе. Представите себе, что вы водитель автомобиля. Впереди – туман неизвестности, то, что в военной науке называют «Nebel des Krieges», некая совокупность недостоверных данных о будущем. Мы не можем предположить, что находится впереди: резкий поворот, крутой обрыв, болото или ровная автострада (вот да, это маловероятно!). Но к тому моменту, когда мы будем принимать управленческое решение, желательно располагать наибольшим объемом сведений и о текущей ситуации, и о предыдущих событиях, происходивших в конкретной точке пространства.
Тем временем из неопределённой дали уже вырисовываются достаточно тревожные контуры будущего. Низкая степень хозяйственной освоенности обширных территорий, их слабая связанность транспортной инфраструктурой, вплоть до того, что некоторые районы до сих пор остаются труднодоступными для наземного транспорта, демографические проблемы и нарастание миграционных процессов, неконкретность сельскохозяйственной и промышленной продукции за пределами региона... В условиях геополитической турбулентности, глобальных климатических изменений Сибирь рассматривается уже не только, как источник ценных видов сырья, но и как некая «резервная территория», способная принять не только крупные ресурсо- и отходоемкие производства, но и, например, излишки населения.
Сохранение конкурентоспособности на уровне региона и страны в целом означает, в том числе, и осуществление осознанной региональной политики. И беда, если эта политика будет опираться только на государственные ресурсы, они далеко не безграничны. На всех уровнях – государственном, региональном и муниципальном – власть все чаще вынуждена опираться на бизнес, как на корпорации, так и на сообщества местных предпринимателей. От позиции, которую занимает бизнес, зависит очень многое: государство, которое опирается на компрадорскую буржуазию, ориентированную на экспорт, работающую, по сути, на иностранный капитал, обречено.
Политика, как ни крути, опирается, в том числе, и на историческое прошлое. Изучение «иркутского фронтира» дает нам бесценный опыт существования национально-ориентированного предпринимательства. И этот опыт, возможность проведения параллели между, например, Григорием Шелиховым или Федором Трапезниковым и современным предпринимателем работает на формирование иркутского регионального бизнес-сообщества, и, по большому счету, местного сообщества в целом.
- Если говорить о дальнейших перспективах «Лаборатории экономической истории», то какое возможное направление деятельности Вы считали бы наиболее востребованным для иркутской общественности?
- «Лаборатория экономической истории» в том виде, как она задумана, – проект комплексный. И в таком виде, как комплекс, включающий в себя интерент-ресурс, видеоархив, подготовку научно-популярных материалов он ценен. Я искренне надеюсь, что ЛЭИ будет востребована во всех своих ипостасях.
«Изучение «иркутского фронтира» дает нам бесценный опыт существования национально-ориентированного предпринимательства»
- Какой смысл Вы вкладываете в понятие «Иркутский фронтир»?
- Тема «сибирского фронтира» возникла довольно давно. В девяностых, после крушения СССР, стало ясно, что за фасадом стереотипных представлений о Сибири как-то пустовато. Стандартный набор жив по сию пору: «огромны просторы Сибири, велики ее богатства», Ермак, мирное и добровольное присоединение территорий к Российскому государству и тут же декабристы, каторга и ссылка. Здесь же нашлось место изрядно отлакированной картине «советской Сибири», со строительством новых городов, гидроэлектростанций и крупных промышленных предприятий. И пара фраз про единую, дружную семью советских народов.
Когда общество испытало потребность в том, чтобы осознать свою региональную идентичность, экономисты, географы, философы, литераторы – а вслед за ними и политики, куда же без них, пытались размышлять, что такое Сибирь, каково место региона в России и мире. Заново переосмысляется наследию сибирского областничества, статьи и письма ссыльных, сочинения Григория Потанина и даже Михаила Бакунина. В 1998 году выходит сразу несколько работа московского географа Надежды Замятиной, из которых наиболее известна статья «Зона освоения (фронтир) и ее образ в американской и русской культурах». Замятина, научные интересы которой лежали в сфере когнитивной географии, то есть в области изучения пространственных представлений в различных аспектах человеческой деятельности, отметила определённое сходство в восприятии американцами и русскими Дальнего Запада США и Сибири.
Вокруг понятия frontier - граница (англ.), в США в конце XIX века была сформирована целая концепция. Историк Федерик Тёрнер считал, что самобытность социальных и государственных институтов, сформированных в США, появилась именно в ходе освоения пограничных земель Дикого Запада, Северной и Южной Дакоты, Монтаны, Вайоминга, Колорадо, Канзаса, Небраски, Оклахомы и Техаса. Тёрнер называл фронтир «точкой встречи дикости и цивилизации». Замятина дополнила формулировку Тёрнер и определила фронтир как некую зону освоения; территорию, социальные и экономические условия которой определяются идущим на ней процессом освоения.
Фронтир - это не граница, территории, находящейся под юрисдикцией государства, и не граница территории, разведанной его жителями. В России такие зоны формировались не единожды, это и Залесская Русь в XI-XIV веках, и Русский Север в XV-XVII веках, Дон и Северный Кавказ в XVII — начале XIX века, Урал и Сибирь в XVII-XVIII веках, Дальний Восток во второй половине XIX – начале XX века. Каждую из этих территорий в соответствующее время можно было считать зоной фронтира, или, по-русски, порубежья.
Естественно, теория фронтира - это лишь один из инструментов, которым пользуются ученые, говоря о новейшей историографии колонизации Сибири. Но посмотреть на взаимоотношения государства и общества, власти и предпринимательства в Иркутской губернии XVIII века через призму представлений о фронтире, кажется чрезвычайно интересным. Да и в разговоре о советской индустриализации Сибири, где наряду с романтикой таежных городов бытовал принцип «тайга закон, медведь прокурор» этот термин вполне уместен.
- Какой исторический персонаж, по Вашему мнению, внес наибольший вклад в развитие нашего региона? В чем его заслуги?
- Сведение исторических процессов к роли одной личности мне представляется методом глубоко порочным. Яркий пример с Ермаком – любому школьнику известно, что Ермак Тимофеевич присоединил Сибирь к России? Между тем, этот процесс длился не одно столетие, участвовала в нем целая плеяда первопроходцев и храбрых военачальников – Демид Пянда, Максим Перфильев, Василий Бугор, Петр Бекетов, Семен Дежнев…
Кто важнее для Иркутской области – сын боярский Яков Похабов, поставивший Иркутский острог; купец и мореплаватель Григорий Шелихов, распространивший влияние России на Аляску, или сибирский генерал-губернатор Михаил Сперанский, попытавшийся положить конец самодурству местной власти и даровать Сибири свободу торговли? На этот вопрос нет ответа.
- Какой исторический период в развитии региона, по Вашему мнению, более всего нуждается в подробном изучении с целью передачи опыта принятия эффективных управленческий решений?
- Увы, изучать историю с целью извлечения готовых управленческих решений бесполезно. Задачу, на мой взгляд, стоит сформулировать иначе. Представите себе, что вы водитель автомобиля. Впереди – туман неизвестности, то, что в военной науке называют «Nebel des Krieges», некая совокупность недостоверных данных о будущем. Мы не можем предположить, что находится впереди: резкий поворот, крутой обрыв, болото или ровная автострада (вот да, это маловероятно!). Но к тому моменту, когда мы будем принимать управленческое решение, желательно располагать наибольшим объемом сведений и о текущей ситуации, и о предыдущих событиях, происходивших в конкретной точке пространства.
Тем временем из неопределённой дали уже вырисовываются достаточно тревожные контуры будущего. Низкая степень хозяйственной освоенности обширных территорий, их слабая связанность транспортной инфраструктурой, вплоть до того, что некоторые районы до сих пор остаются труднодоступными для наземного транспорта, демографические проблемы и нарастание миграционных процессов, неконкретность сельскохозяйственной и промышленной продукции за пределами региона... В условиях геополитической турбулентности, глобальных климатических изменений Сибирь рассматривается уже не только, как источник ценных видов сырья, но и как некая «резервная территория», способная принять не только крупные ресурсо- и отходоемкие производства, но и, например, излишки населения.
Сохранение конкурентоспособности на уровне региона и страны в целом означает, в том числе, и осуществление осознанной региональной политики. И беда, если эта политика будет опираться только на государственные ресурсы, они далеко не безграничны. На всех уровнях – государственном, региональном и муниципальном – власть все чаще вынуждена опираться на бизнес, как на корпорации, так и на сообщества местных предпринимателей. От позиции, которую занимает бизнес, зависит очень многое: государство, которое опирается на компрадорскую буржуазию, ориентированную на экспорт, работающую, по сути, на иностранный капитал, обречено.
Политика, как ни крути, опирается, в том числе, и на историческое прошлое. Изучение «иркутского фронтира» дает нам бесценный опыт существования национально-ориентированного предпринимательства. И этот опыт, возможность проведения параллели между, например, Григорием Шелиховым или Федором Трапезниковым и современным предпринимателем работает на формирование иркутского регионального бизнес-сообщества, и, по большому счету, местного сообщества в целом.
- Если говорить о дальнейших перспективах «Лаборатории экономической истории», то какое возможное направление деятельности Вы считали бы наиболее востребованным для иркутской общественности?
- «Лаборатория экономической истории» в том виде, как она задумана, – проект комплексный. И в таком виде, как комплекс, включающий в себя интерент-ресурс, видеоархив, подготовку научно-популярных материалов он ценен. Я искренне надеюсь, что ЛЭИ будет востребована во всех своих ипостасях.
АЛЕКСАНДР АНУФРИЕВ
«Важно научиться излагать сложные научные открытия простым языком»
- Александр, что Вы вкладываете в понятие «Иркутский фронтир»?
- Сам термин «фронтир» начал употребляться по отношению к Сибири достаточно поздно. У нас чаще оперировали терминами «завоевание» или «присоединение». Пожалуй, первым человеком, кто стал употреблять слово и исследовать сибирский фронтир был Александр Дмитриевич Агеев. В своей монографии он попытался сравнить завоевания русских в Сибири и продвижение переселенцев на Диком Западе. Получилось достаточно интересно, хотя и не бесспорно. По сути, фронтир смог совместить два несовместимых термина: завоевание и присоединение. Говорить об иркутском фронтире можно вряд ли, а вот о сибирском фронтире вполне. Рассматривать территорию Прибайкалья с точки зрения сибирского фронтира вполне логично. Он имел свою специфику: это казачество. Ни в одном государстве больше не существовало подобного исторического феномена.
- Какой исторический персонаж внес наибольший вклад в развитие региона?
- В дореволюционном периоде есть две таких личности: Николай Николаевич Муравьев и Михаил Михайлович Сперанский. Эти люди совершили прорыв: в первом случае – территориальный – присоединение Приамурья и Приморья, во втором – создание отдельного законодательства для Сибири, что было громадной редкостью, потому что представить в империи территорию, которая управлялась не только по имперским законам, но и по каким-то своим и адаптированным к местным реальностям, это в то время было сложно. Так что мы можем говорить о феномене сибирского регионализма. Это с позиции государства.
А вот с позиции общества, как это ни парадоксально, это все же Григорий Шелехов. Если там прорыв опирался на государственную инициативу и силу, то Шелехов и Русско-Американская компания – это частная инициатива, государство подключилось уже на последнем этапе. И тогда Иркутск стал центром не только региона, но и всей Русской Америки, это, конечно, феноменально.
О советском периоде сложно говорить. На уровне эмоций – это Юрий Абрамович Ножиков. Я лично его знал. Это был совершенно выдающийся человек, который в эпоху, когда все рушилось, разваливалось, мог консолидировать, объединять, договариваться. Он явно не укладывается в эпоху политических разборок, которые творились тогда в Иркутске.
Иркутск в этом отношении вообще парадоксальный: город с громадным самомнением, со столичными амбициями, болезненно реагирующий на любые изменения. В Сибири я видел всего два таких города – Иркутск и Томск, и тот, и другой проиграли историческую битву, но амбиции сохранили.
- Какой исторический период стоит внимательнее рассмотреть, чтобы взять его наработки для будущего?
- С точки зрения эффективного управления, если мы берем территорию Восточной Сибири, то дореволюционный период, потому что происходил активный период модернизации. Болезненный, сложный, сопровождавшийся изменениями в экономической и социальной жизни. Он рассматривается как предыстория дельнейших событий, но он интересен и сам по себе, с точки зрения управленческих решений.
Если говорить о советском периоде, его можно назвать периодом нереализованных возможностей. В 50-60 годы, когда была возможность совершить рывок, когда Иркутса мог стать своего рода столицей, когда предполагалось открыть сибирский филиал Российской академии и наук и выяснилось, что просто … неинтересно. Да, сказали тут, мы будем заниматься строительством гидроэлектростанций, заводов. Но научного прорыва не произошло. В этом и есть исток, когда мы проиграли и Красноярску, и Новосибирску.
- Если говорить о перспективах «Лаборатории экономической истории», какое направление считаете наиболее востребованным сейчас?
- Прежде всего, «Лаборатория» – площадка для дискуссий. К великому сожалению, у нас есть наука чистая, она занимается своими делами, научные тексты не воспринимаются. Получается наука ради науки. Есть журналистика - ради журналистики. И определенные страты, которые не контактируют между собой: журналисты не обращаются к ученым, ученые не доносят информацию о разработках простым понятным языком. Обыватель смотрит и не понимает, что происходит. Официальные тексты своеобразны. Хочется сделать нормальную площадку, чтобы можно было говорить об экономике ясно и доходчиво, но не падая до примитива. Сложная задача, но решаемая.
«Важно научиться излагать сложные научные открытия простым языком»
- Александр, что Вы вкладываете в понятие «Иркутский фронтир»?
- Сам термин «фронтир» начал употребляться по отношению к Сибири достаточно поздно. У нас чаще оперировали терминами «завоевание» или «присоединение». Пожалуй, первым человеком, кто стал употреблять слово и исследовать сибирский фронтир был Александр Дмитриевич Агеев. В своей монографии он попытался сравнить завоевания русских в Сибири и продвижение переселенцев на Диком Западе. Получилось достаточно интересно, хотя и не бесспорно. По сути, фронтир смог совместить два несовместимых термина: завоевание и присоединение. Говорить об иркутском фронтире можно вряд ли, а вот о сибирском фронтире вполне. Рассматривать территорию Прибайкалья с точки зрения сибирского фронтира вполне логично. Он имел свою специфику: это казачество. Ни в одном государстве больше не существовало подобного исторического феномена.
- Какой исторический персонаж внес наибольший вклад в развитие региона?
- В дореволюционном периоде есть две таких личности: Николай Николаевич Муравьев и Михаил Михайлович Сперанский. Эти люди совершили прорыв: в первом случае – территориальный – присоединение Приамурья и Приморья, во втором – создание отдельного законодательства для Сибири, что было громадной редкостью, потому что представить в империи территорию, которая управлялась не только по имперским законам, но и по каким-то своим и адаптированным к местным реальностям, это в то время было сложно. Так что мы можем говорить о феномене сибирского регионализма. Это с позиции государства.
А вот с позиции общества, как это ни парадоксально, это все же Григорий Шелехов. Если там прорыв опирался на государственную инициативу и силу, то Шелехов и Русско-Американская компания – это частная инициатива, государство подключилось уже на последнем этапе. И тогда Иркутск стал центром не только региона, но и всей Русской Америки, это, конечно, феноменально.
О советском периоде сложно говорить. На уровне эмоций – это Юрий Абрамович Ножиков. Я лично его знал. Это был совершенно выдающийся человек, который в эпоху, когда все рушилось, разваливалось, мог консолидировать, объединять, договариваться. Он явно не укладывается в эпоху политических разборок, которые творились тогда в Иркутске.
Иркутск в этом отношении вообще парадоксальный: город с громадным самомнением, со столичными амбициями, болезненно реагирующий на любые изменения. В Сибири я видел всего два таких города – Иркутск и Томск, и тот, и другой проиграли историческую битву, но амбиции сохранили.
- Какой исторический период стоит внимательнее рассмотреть, чтобы взять его наработки для будущего?
- С точки зрения эффективного управления, если мы берем территорию Восточной Сибири, то дореволюционный период, потому что происходил активный период модернизации. Болезненный, сложный, сопровождавшийся изменениями в экономической и социальной жизни. Он рассматривается как предыстория дельнейших событий, но он интересен и сам по себе, с точки зрения управленческих решений.
Если говорить о советском периоде, его можно назвать периодом нереализованных возможностей. В 50-60 годы, когда была возможность совершить рывок, когда Иркутса мог стать своего рода столицей, когда предполагалось открыть сибирский филиал Российской академии и наук и выяснилось, что просто … неинтересно. Да, сказали тут, мы будем заниматься строительством гидроэлектростанций, заводов. Но научного прорыва не произошло. В этом и есть исток, когда мы проиграли и Красноярску, и Новосибирску.
- Если говорить о перспективах «Лаборатории экономической истории», какое направление считаете наиболее востребованным сейчас?
- Прежде всего, «Лаборатория» – площадка для дискуссий. К великому сожалению, у нас есть наука чистая, она занимается своими делами, научные тексты не воспринимаются. Получается наука ради науки. Есть журналистика - ради журналистики. И определенные страты, которые не контактируют между собой: журналисты не обращаются к ученым, ученые не доносят информацию о разработках простым понятным языком. Обыватель смотрит и не понимает, что происходит. Официальные тексты своеобразны. Хочется сделать нормальную площадку, чтобы можно было говорить об экономике ясно и доходчиво, но не падая до примитива. Сложная задача, но решаемая.